[indent] Мало удовольствия просыпаться спозаранку, когда пол ночи расшибал колени о чужие заборы. На авантюры вроде пробиться в местный клуб и утащить подоспевающие арбузы в сумраке это мы всегда пожалуйста, а вот на удой и выпаску подняться — Mutter, ich bin mude. Или лучше сказать «мама», с этим двуязом в речи порой получается мешанина, понятная лишь односельчанам. Гальбштадт внешне мало чем отличался от других хозяйств на Алтае: те же колхозы с сеновалами да первомаи с транспарантами. То, что здесь проживает столь нежеланная Союзу этническая группа, было понятно по названию населенного пункта и указателям на «собачьем» языке под нависающей кириллицей. Русские немцы — ярлык, обрекающий на издевки за пределами границ национального района. Фриц, фашист, нарицательное Ганс, даже если звать тебя привычным слуху именем — изволь принять как должное и скажи спасибо, если не получил под дых за одну свою фамилию. Майер об этом слышал, не успев оскорбиться на расизм. В местной школе его просто-напросто не было. У него, сказать честно, вообще до конца не укладывалось, к чему им рассказывают про культуру страны, к которой причастен Никита был одной кровью. Да и особо не хотелось вызывать ассоциацию с агрессором, развязавшим войну на континенте из-за горячки одного обиженного на мир художника. Впрочем, когда в голове у тебя то же сено, что и у коз в брюхе со двора, об этом не горюешь перманентно. Принимаешь все традиции, Рождество вместо Нового Года и красный жилет с песнопениями в актовом зале. Проблемы начались с решением продать стадо, дом и переехать в крупный город, оставив позади уклад деревенской романтики.
[indent] Ему было двенадцать, когда побитая лужами земля сменилась асфальтной кладкой. Ленинград порождал смешанные чувства, все казалось слишком монументальным и захватывающим одновременно. Влажность заполняла легкие, вызывала мелкую дрожь жителю сухого воздуха, удивляя смешным количеством снега под ногами. 
[indent] — Привет, я Никита! — В детстве нет стеснений заявить о себе на площадке, не с его характером так точно. Ничего не выдавало приезжего с побитой родословной репутацией, но слухи среди соседей разносились достаточно быстро, чтобы записать в недруги. Мальчишки переглянулись, остановившись от терзания несчастного кота. — А можно с вами?
[indent] — Ты тот самый немчуга? Мама говорила, что вы недавно переехали из какой-то деревни. — Майер нахмурился, неуверенно кивнув. Напряжение стало осязаемым, сковывая мышцы. Лидер этой шайки мерзко растянул уста, резко пихая в плечо. Это была первая из многих драк по причине задирок на пустом месте. Ему припоминали то, за что Никита не должен нести вину, и тот дерзил в ответ ничуть не хуже. 
[indent] В школе история повторилась. Одноклассники приняли его так, как их воспитывали — с видимой неприязнью. Кого не смутила фамилия, те смеялись над Гальбштадтом. Майер уже не успевал отбиваться, а поддержка пришла откуда не ждал. Гриша Калугин, что до этого был будто в себя погружен, рявкнул на обидчиков и все они дружно были отправлены в кабинет к директору после возни меж парт. Пионеры не нарушают порядок, уважают друг друга и преисполнены товариществом, а не порывам разнести учебный класс, ага.
[indent] — . . . Спасибо, мать уже устала рубахи штопать и покупать мне новые тетради. — Синяк расползался землистым оттенком, губа кровила, но улыбнуться Майер нашел силы. — Не хочешь зайти после уроков в гости? Сегодня какой-то дебильный праздник и у нас будет ужин с немецкой кухней. 
[indent] Как-то так и повелось, что их стали постоянно видеть вместе. Списывали друг у друга домашку, став постарше, прятались по углам на шествие трудящихся с дешевым вином, делились своими переживаниями, пусть и со временем стали отдаляться. Ближе к выпуску стало понятно, кто куда пойдет и следовали они не одному вектору. Гриша был, что называли, честных правил, Никита водился с крайне сомнительным контингентом. После армии так совсем разбежались, изредка пересекаясь, но как прежде не проводя время за одним столом. 

× × ×

[indent] Вот так радость, наконец выпуститься медиком и врать отцу, что устраиваешься на работу. С белым заработком и трудовой книжкой, а не делишками, подходящими под уголовную ответственность. Майер за время перестройки вынес следующее: надо отсюда валить и лаве грести, а не батрачить терапевтом за смехотворные гроши в убитой больнице. Для этого была отличная мотивация — любовь. У многих данный аргумент вызывал сомнения, ведь Никита себя не берег для своей дорогой Юли. Жил с риторикой «ебусь то я со всеми, но спать возвращаюсь к тебе». Правда, возвращаться было уже некуда. Отца отправили по работе за рубеж, и она умотала вместе с семьей. Он умолял её остаться, буквально падал на колени в аэропорту, а итог один. 
[indent] — Guten Abend, Hubsche.
[indent] Поддельные документы, язык без акцента, знакомый ему с ранних лет, шприц с пакетиком героина и та, что отправиться с ним в гостиницу — схема, которой Майер зарабатывал уже не первый год. Распространял эту заразу за процент, между делом участвуя и ещё в каком криминале. Со своей, прости господи, группировкой, бандой, стаей, еб твою мать. Как это не назови, а суть одна. Никита не был отморозком, по крайне мере, от и до. Прекрасно понимал, чем это все кончится, потому хотел как можно скорее добить финансовую подушку и умотать с России-Матушки в ФРГ. К своим праотцам и девушке, по которой рвало сердце. 
[indent] Не может же все пройти нормально, верно? Хотя нет, может. Никита не косячил, отыгрывал свою роль иностранца без проколов и репетиций у зеркала. Он обладал природной харизмой, вылизанной наружностью и выучился искусно лгать. В том и сегодня шероховатостей не было, тут другая подстава. 
[indent] — Ебаный рот. — Выругался без опаски, один и соображал в этой комнате. Майер не удержался, решил залезть в сумку перед тем, как ретироваться, в поисках наживы. Наткнулся на паспорт, залез и в него, а там черным по белому знакомая фамилия. Калугина. Калугина, блять, Светлана Дмитриевна, сестра Гриши. Как он мог её не узнать? И скорую не вызвать, мусорам же сообщат. Максимум — спровоцировать рвоту, чтобы хоть как-то избавить организм от интоксикации. Этим Никита и занялся, после для вида спокойно выйдя из номера, а на улице уже сбросил пальто с портфелем в мусорный бак и рванул не оборачиваясь в участок. Да, в милицейский, прямо после совершенного преступления. 
[indent] Заходить было морально тяжело. Такое чувство, что все уже в курсе произошедшего и повяжут его прямо на входе. Бывал Майер здесь частенько, отсиживал свои часы за хулиганство по малолетке. А теперь с вшивыми псами работает Гриша, который знать не знает, чем его дружок занимается. 
[indent] — Гражданин-начальник, чифирочку не желаете? — Повезло, что Калугин остался опрашивать лучших представительниц профсоюза, а то ментовская доля не легка. Три ночные бабочки и каждую Никита знал лично. Его появление вызвало бурную реакцию, однако на флирт времени не было. Как и рукопожатие, объятья и разговоры за жизнь. — Нам надо поговорить. Срочно, это очень важно. Оставь этих прошмандовок на кого-нибудь, а сам давай по коням и ко мне. — О нет, начало шарманки, что это так не делается, тут у нас уставы с протоколом. Которыми так-то на деле подтереться можно, давно на улице был, нет? — Гриша, я серьезно. Это по работе. Твоей работе.

[indent] Ему не нужно было строить серьёзное лицо, долго настаивать быть услышанным — Гриша ни разу не сумел отказать другу. Когда сам свято верил в авантюру, а порой и считал должным присмотреть во избежание за крайне неусидчивым товарищем. Никита этим качеством откровенно пользовался, но никогда не выставлял Калугина бесхребетным. Он ценил поддержку, прикрытую спину, одергивая тех, кто разинул свою варежку для комментария про цепного пса. А те проскальзывали мимолетом в контексте разговоров о продажных ментах. Мол, как удобно, что у Майера есть ведомый дружок в наморднике, который отмажет в случае чего всех причастных. Ага, как же, Никита потому и развёл мосты, в кой-то веки думая не об одном себе любимом. Это не детская вылазка с последствиями в а-та-та от предков, а угроза  покалечить до инвалидности жизнь без льгот и санаториев от государства. Если вам ещё вспомниться, как это самое государство обходилось с калеками, то метафора заиграет красками посвежее треснувшей синевы в подъезде. Майер кратко кивнул, покинув здание с открытой пачкой. Шалят нервишки, играются дрожью в худых пальцах.
[indent] — Я похож на мокрушника? — Вот опять же, фраза с кучей вариантов ответа. С виду его вообще к криминальной среде не отнесешь, даже к маргиналам. Ухоженный, в лакированных туфлях и одежках по моде времени. Майер следил за собой, брился через день, избавляясь от малейшей щетины, и брезговал дешёвым парфюмом. Осматривая лишаи и красноту горла, он бы сроду не сумел позволить подобную роскошь в аксессуарах и вещах. Вон и табак смолит импортный, прикусывая фильтр. — Я не буду обсуждать это на улице, тем более у стен милиции. Давай ты пока без вопросов двинешь за мной.
[indent] Уж просить заимствовать служебную машину не стал, здесь не так уж и далеко до одной из съемных квартир. Из тех, что держали для переговоров, прям в паре кварталов от участка. Надо пояснять, что об этом до сих пор не знали, потому что некоторые погоны в доле? Весна коррупции.
[indent] — Ты бы Олеську выпустил. У неё мать на трамвае работает, а папаша из-за травмы ни копейки в дом не приносит. Она неплохая девчонка, просто хочет жить нормально. — Как и многие, кому не повезло. Девятиклассница явно бы не стала шалавой, имей уровень жизни качества выше. Никита знавал пропащих, замурованных нуждой и издохшим коммунизмом, что так и не случился. Ленин не молод, а юного октября не дождёшься по календарю – разложились на плесень и липовый мёд. — Уж ты-то должен посочувствовать.
[indent] Плавный, скорее кошачий шаг к теме разговора. Света той же масти, что и Олеся, как бы не пытался Гриша выбить дурь из головы младшенькой. Майер об этом мало что знал, они уже не так близки, чтобы посвящать друг друга в личные проблемы. И зря, память не пробилась через слои штукатурки, а ложное имя не пошатнуло чуйку.
[indent] Помещение кричало о том, что здесь бывают редко. Необжитое, с минимумом мебели и характерного запаха быта человеческого, квартира встретила молчанием и спертым воздухом.
[indent] — Не разувайся, толку носки марать. — Майер вызывал беспокойство своими метаниями. Он забивал лёгкие никотином, вёл себя настороженно и был молчалив, хотя обычно не заткнешь. Повисла свербящая интрига, и таинство это не приносило удовольствия. — Присядь, Гриш. И смочи горло.
[indent] Водка с хлебом тут же оказались на потертой скатерти, что хранила крошки от предыдущего сборища. Стопки окропила прозрачная кровь обманутой Лениным нации, что незамедлительно была отправлена внутрь без чоканья. Майер принялся откашливаться, неаккуратно вдавливая бычок в пепельницу. Чему быть, того не миновать.
[indent] — Первое, что я скажу – я не знал. Я правда не знал, и если бы не залез в сумку, то так всё и оставил. — Отдалённо начал тот, перебирая пальцы. — Я распространяю героин. Притворяюсь иностранцем, отвожу в гостиницу и пускаю по вене. Потом этих девочек мониторит моя. . . Блять, как вы их называете? Короче группировка, на которую всё никак нарыть информации не можете. И, в общем, . . . Света, она. . . Теперь в их поле зрения. Из-за меня.
[indent] Никита поднял глаза. Сквозь стыд и страх встретился с Калугиным, задерживая дыхание. Он знал это выражение. Эту радужку, наливающуюся яростью. В школе, в армии наблюдал, как Гриша может потеряться в эмоциях. Майер встал из-за стола, невольно сжимаясь в плечах.
[indent] — Тише. Спокойно, Гриша, давай не бу. . .
[indent] Удар был стремительный. Он словно ослеп и оглох одновременно, однако, не смотря на дезориентацию, начал давать отпор и пытаться хоть как-то защитить корпус. В голове сплошные вспышки и бегущая строка: ты заслужил, ты заслужил, заслужил, заслужилзаслужилзаслужил