Несколько бессонных ночей, проведенных в расхаживании из одного конца небольшой квартирки на окраине Нью-Йорка в другой конец, поближе к окну, где огни ночного города маняще сияют под черным небом. Ей бы спать – она и так возвращается с работы поздно, но беспокойное, зудящее чувство где-то глубоко в груди не дает ни расслабиться, ни выдохнуть. Даже во время эфира она чувствует себя рассеянной, несобранной, отвечает на звонки не впопад, забывает вовремя включить рекламу или заказанную песню, за что уже получила даже выговор от начальства и пообещала исправиться. Но как исправиться, как заставить себя думать о делах, когда мысли заняты совсем другим?

Кто виноват в этом ее состоянии?

Роуз.

Со своей манящей хитрой улыбкой, пусть временами она и похожа на хищный оскал. С черными как самые темные морские глубины глазами, от которых невозможно отвести взгляд. С этим своим мягким, таким бархатным голосом, который хочется слушать и просто тонуть в нем. Наслаждаться прикосновением тонких пальцев и губ, чувствовать теплой кожей поцелуи на шее и нарастающий внизу живота жар. Кружиться с ним в танце, пить с ним крепкое вино, от которого сносит крышу. Быть с ним – просто быть.

Роуз свел ее с ума, но поняла она это слишком поздно. За эти несколько месяцев, что они проводили ночи вместе в Nightmare, она слишком крепко привязалась, слишком круто попалась на крючок, с которого попыталась соскочить. Почему? Наверное, ей стало страшно, что с ним она пропадет – с такими парнями всегда пропадаешь с концами, они утягивают тебя под лед, где вы в обнимку падаете на самое дно.

Падать на дно Деборе было не привыкать, но сейчас у нее появилась обязанность в лице младшего брата, за которым нужно приглядывать, а значит доводить себя до самого края нельзя. Поэтому она решила уйти. Хотя в ее случае это трудно назвать уходом – с Роузом ее официально не связывали никакие отношения – ни устно, ни тем более письменно. Это просто встречи, наполненные огнем. И от которых ради собственного блага нужно было избавиться, что она и попыталась сделать.

Жаль лишь, что безуспешно.

Две недели какого-то безумия, тревожности, нервных срывов. В юности Деб принимала не очень тяжелые наркотики, и представляет, как выглядит ломка. Именно на это ее состояние и было похоже. Есть ли вероятность, что Роуз ее чем-то накачивал в своем клубе? Этого она не отрицала, но и не откидывала такой вариант, как любовное помешательство. В конце концов, Амброуз Бишоп красив, молод, умен, обаятелен, богат. Любая бы потеряла голову. И она, видимо, не исключение.

Или это все наркотики.

Но есть ли разница? Может одно вытекает из другого.

В какой-то момент Деб ломается. Не прихорашиваясь, не одеваясь в обтягивающее платье, выгодно подчеркивающее грудь, а просто натянув на узкие джинсы серую толстовку, она спускается в метро, едет несколько станций до центра, а оттуда пешком под дождем шлепает по лужам до Nightmare. Охрана на входе ее не сразу пропускает, хоть ее лицо уже и примелькало. Может, не узнали мокрую, словно церковную мышь, с подтекшей тушью?

— Я к мистеру Бишопу.

— Он тебя ждет?

— Мне… кажется да. – Голос звучит не очень уверенно, но почему-то Деб думается, что так оно и есть. Он должен ее ждать, ведь ее не было слишком долго, да?

Ее пропускают внутрь и ведут через неоновые огни и извивающихся танцовщиц наверх, в кабинет местного босса. Громкий стук в дверь, чтобы перекрыть долбящую в барабанные перепонки музыку, и дверь перед Деборой гостеприимно распахивается, приглашая ее.

Прежде чем сделать шаг, она набирает в грудь поглубже воздуха и медленно выдыхает.

По пути сюда она прокрутила в голове несколько вариантов пламенных речей, но сейчас, как назло, кроме бешено колотящегося сердца, больше нет ничего.